– Интенсификация использования лесов – благо это или вред? Насколько целесообразно деление лесов на защитные, резервные и эксплуатационные? Какие леса экономически эффективно использовать? В каком направлении должно развиваться лесное проектирование? Это не полный список. С тем, чтобы сформулировать проблему, сложностей не возникает. Другое дело – найти правильный ответ.

– Когда речь идет о выработке прикладных, практических механизмов, связанных с использованием лесов, чаще всего всплывает тема интенсивного лесопользования. Проблема только в том, что каждый в это словосочетание вкладывает собственный смысл. Для многих интенсификация использования лесов означает просто снижение возрастов рубок. О каком варианте интенсивного лесопользования пойдет речь на форуме?

– Те, кто говорит о снижении возрастов рубок, перед глазами видят скандинавскую модель, которая наиболее яркая, понятная, близкая нам. К тому же наши коллеги из Скандинавии приложили немало усилий, чтобы мы ее усвоили. Но российские лесопользователи, восхищаясь скандинавской моделью, видят не картину в целом, а только то, что им выгодно или интересно.

Прежде, чем перейти к интенсивному ведению лесного хозяйства и снижению возрастов рубок, финны выдержали довольно длительный «переходный период». Интенсивное лесопользование подразумевает не только определенное количество кубометров древесины, которое разрешено брать с одного гектара, а прежде всего 100-процентное восстановление лесов. Причем 80 процентов финских лесов восстанавливается с помощью саженцев с закрытой корневой системой, повсеместно распространена практика внесения удобрений в почву, проводится мелиорация лесных земель.

А у нас бизнесмены видят в скандинавской модели только то, что с гектара можно снимать больше древесины. Речь об интенсификации сегодня вести нужно обязательно, но только с учетом искусственного лесовосстановления, причем качественным посадочным материалом, а также санитарно-оздоровительных мероприятий, рубок ухода и всех других необходимых составляющих.

Скажу больше. Если и дальше вести экстенсивное лесопользование, то мы очень скоро окажемся в тупике. Традиционные переработчики древесины подошли к пределу экономически доступного ресурса, который осваивался по старой схеме. Даже самые стабильные среди предприятий лесопромышленного комплекса – целлюлозно-бумажные комбинаты – уже не могут нормально работать в старых лесохозяйственных условиях. Понятно, что все хотят брать лес ближе, больше, не увеличивая при этом свою затратную часть. Но это путь в никуда. Сейчас настал самый, как мне кажется, удачный период, чтобы всерьез заняться проблемой интенсификации лесопользования в комплексном ее понимании. Если этого не сделать, то последние островки стабильности начнут превращаться в очаги социально-экономической напряженности. Я уверен, что для принятия кардинальных решений, способных обеспечить качественные изменения в отрасли, сегодня созрели и бизнес, и власть. Главное условие состоит в том, чтобы арендаторы согласились проводить лесохозяйственные мероприятия так же интенсивно, насколько интенсивно они хотят рубить лес.

– Многие страны пошли по пути плантационных лесов. Чем не вариант для России?

– Теоретически, я ничего не имею против лесных плантаций, но являюсь противником плантаций на землях лесфонда. Лес является саморегулирующей экосистемой, где главное – не навредить. Если мы на части земель лесного фонда начнем создавать плантации, то это уже будет не лес. К тому же в природно-климатических условиях России все, что относится к быстро растущим деревьям, является на 80 процентов интродуцентом. Другими словами, мы получим плантации деревьев, которые у нас никогда раньше не росли. И еще большой вопрос, какое влияние они окажут на российский лес.

По данным российского министерства сельского хозяйства, у нас в стране 40 миллионов гектаров деградировавших земель сельхозназначения. В большинстве случаев это заросшие территории с плодородной почвой, расположенные в экономически доступных зонах, вблизи инфраструктурных объектов. Эти территории идеально подходят для создания лесных плантаций, но вмешиваться в естественные жизненные ритмы российского леса очень опасно. Это все равно, что пытаться сохранить популяцию амурского тигра, разместив оставшихся животных по зоопаркам.

– Судя по вашим словам, сейчас идеальное время для перехода к интенсивному лесопользованию. Но все разом изменить все равно не получится. В какой области должно быть сконцентрировано направление главного удара?

– Самый первый и, на мой взгляд, беспроигрышный вариант – это изменение правил рубок ухода. В этом вопросе если и есть разногласия, то исключительно психологического плана. Тезис о том, что высокую выборку делать нельзя, потому что при сильном ветре вываливаются насаждения, опровергается очень просто. У финнов почему-то деревья не падают, хотя вряд ли ветра слабее. В России при рубках забирается 20 процентов насаждений, в Швеции были эксперименты, когда процент выборки доходил до 80. Соглашусь с учеными, что нельзя для всей страны делать одинаковые правила. Но что мешает изменить норму выборки, скажем, для Карелии, мне непонятно. Если в Финляндии лес стоит, то по другую сторону границы он тоже будет стоять. Давно пора от дискуссии переходить к принятию конкретных решений, имеющих юридическую силу.

– Как быстро новые правила могут появиться?

– Я считаю, что их нужно принимать в 2013 году.

– Это реальная задача?

– Да. Но я предложил бы не ждать, пока будут проработаны все лесные районы, а вводить новые правила поэтапно. Как минимум, это позволит уже в ближайшее время сделать серьезный шаг в сторону интенсификации лесопользования. Здесь главное – не пойти на поводу у представителей целлюлозно-бумажной промышленности, которые мечтают в доступной для себя зоне выращивать исключительно балансы. В противном случае, мы можем загубить лесопиление. Компромисс всегда посередине. Нужно так воздействовать на лес, чтобы с одного гектара древесины забирать больше при одновременном улучшении товарных качеств оставшихся растущих деревьев.

– Но вслед за правилами рубок необходимо будет принимать решения в области лесовосстановления.

– Безусловно. В настоящий момент в России ежегодно выращивается порядка 150 миллионов штук посадочного материала с закрытой корневой системой. Понятно, что растения лучше приживаются, легче переносят адаптацию к новым условиям. Очевидно, что количество мест для посадочного материала с закрытой и открытой корневыми системами объективно должно отличаться. Возможно, отличаться не в разы, но заставлять бизнес тратить деньги, чтобы потом деревья мешали друг другу нормально расти, мягко говоря, неразумно. Нормативы для посадочного материала с закрытой корневой системой должны быть мягче. И это еще одна проблема, которую необходимо оперативно решать. Параллельно необходимо уходить от создания монокультур, которые и к болезням более восприимчивы, и лесные пожары переживают труднее, чем смешанные леса. С точки зрения промышленности, нет ничего лучше 100-процентных еловых насаждений. Но такие леса невозможно уберечь от пожаров. Какой смысл их выращивать, если они беспомощны против огненной стихии? Не случайно природа монокультуры всегда чем-то разбавляет.

– Кто должен заниматься восстановлением – арендатор или государство?

– Я убежден, что арендатор. Но для бизнеса нужно создать прозрачные, экономически интересные нормативы. В Швеции, когда государство жестко не может проконтролировать исполнение каких-то работ, которые хронически не выполняются, оно идет на диалог с бизнесом. И если весь бизнес говорит о том, что нормативы в рамках экономической целесообразности не выполнимы и только мешают всем жить, то в Швеции их меняют.

– Другими словами, мы вновь упираемся в несовершенство нормативов. Тогда какие у нас временные перспективы по изменению нормативов, регулирующих искусственное лесовосстановление?

– В планах Минприроды стоит 2015 год. Это, с моей точки зрения, очень поздно. В ряде регионов уже сегодня сложилась критическая ситуация.

– В таком случае что, с вашей точки зрения, чаще всего мешает от слов перейти к реальным действиям?

– В России очень любят заниматься экспериментами. За последние несколько десятилетий в лесном хозяйстве было проведено немало научных исследований, мы экспериментировали долго и с удовольствием. Однако такое чувство, что всем нравится процесс и мало кто стремится добиться конкретного результата. Но рано или поздно придется остановить эту бессмысленную череду изысканий, от которых ни вреда, ни пользы. Пора устанавливать нормативы там, где существует научное обоснование. И делать это нужно не в 2015 году, а уже сегодня. Причем не надо никаких революций. Нормативы можно вводить постепенно, поэтапно, избегая резких и необдуманных действий, которые у нас принято распространять сразу на всю страну.

– Какая тема является сегодня самой дискуссионной, точнее, по какому вопросу сложнее всего найти компромисс?

– Я думаю, что это определение четкой структуры и нормативов затрат на выполнение лесохозяйственных мероприятий. Пора честно признаться, что если установить внятные нормативы, то банально в бюджете не хватит денег. Государство, это моя личная точка зрения, должно просчитать и назвать реальную стоимость лесохозяйственных мероприятий. Другой вопрос, как восполнить тот пробел, который обязательно появится, когда мы честно назовем итоговую цифру. А вот здесь могут быть самые разные варианты решения. В конце концов, существуют неиспользуемые лесные ресурсы, которыми государство вправе распорядиться в интересах лесного хозяйства. Но нигде в мире не существует работ без затрат.

Пока же получается замкнутый круг: нет нормативов, никто не считает затраты, государство формально требует выполнения плана, который заведомо нереален, а лесопользователи пытаются «подыграть», составляя липовые отчеты. Кто от этого в выигрыше? Мне кажется, ответ очевиден. Все затраты лесного хозяйства необходимо учитывать, и под каждую из них необходимо определить реальный источник финансирования. Другого, как говорится, не дано. Чем дольше мы будем жить в мире придуманных иллюзий, тем сложнее и дороже в будущем окажутся варианты выхода из неминуемого тупика.

Интервью вела Антонина КРАМСКИХ

По поводу нормативовов... А специалисты в Комитете лесов РК настолько профессиональны, что разрабатывают номативы? Скорее они переписали их из известных источников для Коми...

koryakin написал:

По поводу нормативовов... А специалисты в Комитете лесов РК настолько профессиональны, что разрабатывают номативы? Скорее они переписали их из известных источников для Коми...

Что, за науку стало обидно? И мне за нее обидно. Зарплата - регулярно, а результата нет. Отдельные статьи не в счет, они для госуправления ничего не дают.

Очевидно, что количество мест для посадочного материала с закрытой и открытой корневыми системами объективно должно отличаться. Возможно, отличаться не в разы, но заставлять бизнес тратить деньги, чтобы потом деревья мешали друг другу нормально расти, мягко говоря, неразумно. Нормативы для посадочного материала с закрытой корневой системой должны быть мягче

Цитата:

Очевидно, что количество мест для посадочного материала с закрытой и открытой корневыми системами объективно должно отличаться. Возможно, отличаться не в разы, но заставлять бизнес тратить деньги, чтобы потом деревья мешали друг другу нормально расти, мягко говоря, неразумно. Нормативы для посадочного материала с закрытой корневой системой должны быть мягче

Для Архангельской области еще в начале 2000-х были составлены рекомендации по густоте посадки сеянцев с закрытой корневой системой в лесных культурах. Рекомендации имеют научное подтверждение, основанное на практических результатах. И несмотря на многочисленные обращения, все еще не реализованы на законодательном уровне.

Цитата:

Очевидно, что количество мест для посадочного материала с закрытой и открытой корневыми системами объективно должно отличаться. Возможно, отличаться не в разы, но заставлять бизнес тратить деньги, чтобы потом деревья мешали друг другу нормально расти, мягко говоря, неразумно. Нормативы для посадочного материала с закрытой корневой системой должны быть мягче

Для Архангельской области еще в начале 2000-х были составлены рекомендации по густоте посадки сеянцев с закрытой корневой системой в лесных культурах. Рекомендации имеют научное подтверждение, основанное на практических результатах. И несмотря на многочисленные обращения, все еще не реализованы на законодательном уровне.

С другой стороны какие бы хорошие нормативы не были, их нельзя будет применить, потому что нет достоверных данных о состоянии лесов, наличии подроста и т.п. Лесоустройство-то не проводится. Небольшую площадь еще можно обследовать и назначить мероприятия, а вот информацию по лесничеству в целом без "полевого" лесоустройства не получишь.

Запасы спелой древесины в стране превышают 80 миллиардов кубометров, в то время как в год вырубается едва 20 миллионов кубометров. И если в России с 1 гектара леса в среднем получают только 1 кубометр древесины, в аналогичных природных условиях Скандинавии и Северной Америки получают и 4, и 6, и даже 8 кубометров древесины с гектара. Почему, например, в Финляндии, территория которой в 50 раз меньше Российской Федерации, в год умудряются заготавливать в 2,5 раза больше леса, чем в нашей стране? Почему в России, половину площади которой занимают леса , леса все-таки не хватает?

Сегодня промышленники в голос заговорили о дефиците сырья, необходимости осваивать новые территории и строительстве дорог. Директор по связям с государственными структурами Архангельского ЦБК Наталья Пинягина признается, в кризисной ситуации оказались почти все производства. Вдоль существующих магистралей лес вырублен и практически нет хорошего хвойного пиловочника. Комбинаты несут серьезные убытки. Лесовосстановительные работы тормозит недостаток посадочного материала, потому что лесосеменные центры сегодня есть еще не во всех регионах. Строительство же собственных питомников требует от частных предприятий больших вложений, на которые готовы не все. Бизнес изогнулся в позу просителя и теперь уповает только на господдержку. Потому как продвижение вглубь леса и затраты серьезных средств на строительство дорог, а позже на вывоз лесоматериалов с отдаленного участка попросту разорят его.

Более крупные предприятия, не успевшие еще почувствовать на себе последствий кризисных явлений, предпочитают самостоятельно и заблаговременно искать путь обогнуть неприятности. Производящая 65% всей российской целлюлозно-бумажной продукции корпорация «Группа «Илим», офисы которой успешно работают в Ленинградской, Иркутской и Архангельской областях, уже вкладывает серьезные средства в восстановление леса (кстати, сегодня в аренде у «Илима» почти шесть миллионов гектаров). Однако, по мнению Ильи Вервейко, заместителя директора по лесной стратегии ОАО «Группа «Илим», эта полумера не исправит ситуацию, нужно менять подход к лесопользованию в целом.

– Опыт других компаний, которые ведут лесопользование вокруг своих перерабатывающих предприятий более длительное время, чем «Илим», показывает – при существующей практике лесопользования такого дефицита сырья не избежать. Поэтому сегодня необходим переход на другую модель ведения лесного хозяйства, – считает г-н Вервейко.

О необходимости перехода с экстенсивной на интенсивную систему хозяйствования в лесу сегодня говорят не только промышленники, но и лесоводы, и ученые. Однако каждая из сторон «видит» долгожданную реформу по-своему. Виной всему, считают эксперты, разность целей и задач бизнеса и государства.

По словам заместителя руководителя Рослесхоза Николая Кротова, все 15 крупных отечественных ЦБК, работающих в настоящее время на территории страны, поднимают вопрос о повышении интенсификации лесопользования, а именно – о получении максимального результата с гектара земли. Однако, по мнению Кротова, в первую очередь, интенсификация должна быть направлена на воспроизводство утраченных лесов, модернизацию технического оборудования, а уже потом на дорогостоящее освоение новых удаленных участков лесфонда. Лесоводов настораживает, что под термином «интенсификация» бизнес все еще понимает «усиленное использование лесов».

– В понимании Федерального агентства лесного хозяйства речь идет не об интенсивном лесопользовании, а об интенсивном ведении лесного хозяйства, которое понимается как комплекс мер, направленных на то, чтобы при снятии большего урожая с одного гектара точно так же интенсивно производились меры, чтобы на этом гектаре восстанавливалась лесная среда, – говорит Кротов. – Бизнес же преследует только одну цель – достижение прибыли. То есть, бизнес говорит – давайте мы будем делать рубки с большей интенсивностью, что позволит нам резко увеличить ежегодный прирост. Но при этом почему-то бизнес забывает, как Финляндия подходит к вопросу восстановления лесов – там используются семена только улучшенного качества, 80% используемых саженцев – с закрытой корневой системой, и посадки выполняются на 100 процентов. Упрощенно говоря, подход нашего бизнеса такой – давайте корову будем доить 3 раза в день, как в Финляндии, а кормить будем, как в России, один раз.

Заместитель директора по лесной стратегии ОАО «Группа «Илим» Илья Вервейко приводит пример скандинавских стран, где установлена возможность проведения финальной рубки по достижении определенного диаметра насаждений, а не возраста, как в России. Наш предприниматель, как бы он ни вел лесное хозяйство и ни выполнял хозяйственные мероприятия, не имеете права проводить финальную рубку деревьев моложе 100 лет. «Таким образом, – сетует Вервейко, – желание выращивать растение у лесопользователя отсутствует».

Производственники предлагают устанавливать не возраст насаждений, а определенный средний диаметр. Если путем хозяйственных мероприятий арендатору удалось раньше вырастить дерево с такими параметрами, то он может получить право рубки через 60-80 лет.

Однако Рослесхоз не разделяет эту идею промышленников. Чиновники опасаются, что, отменив возрастной критерий рубки, они не решат проблему восстановления леса, а лишь снимут запрет на 60-летние деревья. Таким образом, государство откроет арендаторам путь к новому ресурсу, ничего не получив взамен.

Начальник Управления лесопользования и воспроизводства лесов Рослесхоза Александр Мариев рассказал и о другом варианте, который предлагают руководства предприятий – вовлечение в пользование защитных лесов.

– Это происходит либо путем формулировки новых нормативов, чтобы защитные леса попадали в эксплуатацию, либо путем разрешения не сплошных, а выборочных рубок в защитных лесах. Тогда под видом формирования ценных свойств этих лесов оттуда все-таки изымается товарная продукция, т.е. круглые лесоматериалы.

Рослесхоз, настаивает: если изучать зарубежный опыт, то делать это всесторонне, а не выборочно. Та же Скандинавия много лет проблему дефицита сырья решала за счет переработки низкосортной древесины. «Почему бы и российским предпринимателям не сделать то же самое», – недоумевает руководитель Департамента лесного хозяйства по СЗФО Андрей Карпилович.

– Как у нас сейчас происходит: мы берем самое вкусное, деловую древесину, распиливаем, отдаем на экспорт и потом говорим, все, у нас нет сырья никакого. У финнов это пройденный этап. Они тоже это проходили. Тоже увидели, что деловой древесины не хватает. Стали заниматься низкосортной. Если у нас есть низкосортная древесина, давайте на ней работать. Шаги в этом направлении сделала «International Paper», предприятие Ленинградской области. У них целая линия по низкосортной древесине. Они получают прекрасные результаты и прекрасный продукт, – говорит Карпилович.

Со своей стороны, чиновники предлагают разработать правила интенсификации для каждого из тридцати районов, на которые поделен лесфонд. «На тех территориях, где экстенсивная модель дошла до предела (т.е. расстояние между местом заготовки сырья и его переработки сильно увеличилось), нужно разрабатывать такие правила, которые позволят интенсифицировать лесопользование», – считает Александр Мариев. Он уверен, адресная политика, ориентированная на конкретный регион, учитывающая его особенности, позволит более активно выращивать лес, создавать лесные культуры, проводить уходы так, чтобы это давало результат, в том числе экономический. Впрочем, видимый минус этого предложения – временные затраты. На разработку проекта интенсификации только одного района потребуется целый год. В своем выступлении Мариев определил позицию Рослесхоза и в отношении лесовосстановительных работ, которые промышленники обязаны проводить на арендованных участках.

– Мы за снижение себестоимости создания лесных культур, воспроизводства лесов, – говорит Мариев.

– Мы никогда не настаивали, чтобы на это были потрачены какие-то огромные деньги. Главное, чтобы это было эффективно и лес на территориях лесозаготовителей появился. Затраты должны быть минимальными. Наша задача – создать и узаконить такие методы, которые были бы удобны для арендатора. Например, если для посадки промышленник покупает дорогой лесоматериал с закрытой корневой системой, то мы должны ему дать такой норматив, чтобы он сажал этих саженцев в два раза меньше на единицу площади по сравнению с более дешевыми, классическими, с открытой корневой системой, которые погибают в 70% случаях. Если сегодня норматив составляет 4,5 штук саженцев на гектар, то для закрытой корневой системы он будет 1,5 тысячи штук.

В качестве успешного арендатора Мариев назвал сыктывкарский ЛПК «Mondy», использующий для посадки самые дорогие саженцы. Ежегодно сумма затрат предприятия на лесовосстановление в целом выходит небольшая, тогда как эффективность достаточно высокая. Альтруизм здесь ни при чем, понимающе улыбается чиновник, все дело в точном экономическом расчете.

Российские ученые, много лет изучавшие мировой опыт ведения лесного хозяйства, предлагают позаимствовать наиболее радикальные методы воздействия на арендатора, который рубит, но не спешит восстанавливать насаждения. Профессор Анатолий Петров считает, что нужно узаконить финансовую ответственность бизнеса за арендованную территорию. Тогда у предпринимателя появится стимул заботиться о благополучии своего лесного участка и проводить на нем хозяйственные мероприятия.

– У нас ответственность арендатора, которого государство везде восхваляет, заканчивается только объемом заготовки леса, – комментирует Анатолий Петров. – Тогда как проект освоения лесов, который должен делать промышленник, должен заканчиваться мероприятиями на весь период воспроизводства лесов с оценкой конечного результата. То есть, мы должны знать, что арендатор там вырубил и что через 50 лет там будет то-то, через 80 – то-то, через 100 – то-то и такой-то доход. Сегодня у нас восстановление измеряется посадкой: когда деревце появилось, говорят, все в порядке. Но истинное восстановление будет тогда, когда эти деревья сомкнулись и получился молодняк! На это нужно 10-12 лет. Реальный же результат я знаю – от посаженных молодняков, остается где-то 15%. Получается, что лес только на бумаге, а в реальности его нет. Поэтому результат должен приниматься только в виде молодняков!

Кроме того, Анатолий Петров предлагает сдавать в аренду на особых условиях неосвоенные леса. В этом случае промышленник будет сам строить дорогу и только затем вести на этом участке лесозаготовительные работы.

– Нужно вносить поправки в законы. Сегодня нигде в мире нельзя взять лес, не вложив деньги. Сначала компания вкладывает средства в дорогу, а потом уже занимается лесовосстановлением. У нас же – лес берут, а вложений за последние 20 лет нет и дорог нет.

Профессор ВИПКЛХ не исключает и альтернативный вариант ведения лесного хозяйства, крайне непопулярный в среде чиновников – это продажа участков в частную собственность. Ученый приводит цифры: Финляндия сегодня доверяет частникам 80 процентов лесной территории страны, Швеция – 70 процентов. И такая практика уже принесла неплохие результаты. Ежегодно лесная отрасль Суоми заключает порядка 120 тысяч сделок. Тогда как Россия – всего 40 тысяч. Отдавать лес в руки собственника наше государство пока не рискует, предпочитая само контролировать все земли отечественного лесфонда. Между тем Анатолий Петров уверен, что у арендатора никогда не будет такого сильного интереса вести хозяйство на участке, какой обнаруживается у собственника.
Такой подход, понятное дело, имеет и оппонентов, которые опасаются со стороны частника злоупотреблений. Ведь, если хозяин лесного участка станет нарушать экологические нормы, призвать его к ответственности будет невозможно.

К радикальным предложениям Рослесхоз пока относится с осторожностью, но в целом пересмотреть свои отношения с арендаторами лесных участков считает необходимым. В этой области, по словам начальника Управления лесопользования и воспроизводства лесов Александра Мариева, важную роль играет переход на единый товарно-денежный язык.

– Сейчас, к сожалению, мы передаем в пользование лесные участки в гектарах. Однако потом, когда считаем сумму, которую должны заплатить за лесные участки, мы переходим к теме объемов древесины, к кубометрам. Но древесина у нас – крупная, мелкая и средняя, а это не экономические термины, не рыночные. Рынок же считает в кубометрах, причем сортименты, конкретные породы – сосну, ель, осину – и товарные ценности – пиловочник, баланс, дрова. Нестыковка заложена уже в терминах.

Со своей стороны, арендаторы тоже выступают за коммуникационное сближение. Они предлагают привести к единообразию и сами параметры, по которым определяется сегодня ведение лесного хозяйства. Заместитель директора по лесной стратегии ОАО «Группа «Илим» Илья Вервейко считает, что нормативы по воспроизводству лесов, которые сейчас существуют, минимальным образом увязаны в технологическую цепочку. То есть, существуют правила рубки, ухода и восстановления, но это все отдельные документы, и они никак между собою не увязаны.

– Мы не понимаем, к чему то или иное предприятие приведет потом. Например, регламентирующим параметром сегодня является густота древостоя. На каждом возрастном периоде мы должны знать, какая густота должна быть, и регулировать ее. Но в нынешних нормативах вообще такого понятия нет, как густота насаждения.

Диалог сторон продолжается. И в этой ситуации уже очевидно, одним из важнейших завоеваний стартующей интенсификации будет неминуемое сближение отраслей лесного хозяйства и лесной промышленности. В противном случае ни у той, ни у другой, считают эксперты, нет будущего в жестких условиях рынка. Тем более теперь, когда Россия – полноправный член ВТО и отечественные прилавки заполняют зарубежные лесоматериалы, техника и бумага. Эту же мысль подтверждают и ученые, считая, что процветать лесное хозяйство будет лишь тогда, когда станет сильной лесная промышленность. А значит, проводить реформу государство и бизнес должны в диалоге, поэтапно, опираясь на господдержку, инвестиции и, конечно, обязательства и капитал самих промышленников.

Профессор ВИПКЛХ Анатолий Петров уверенно говорит о выходе лесной отрасли из кризиса при выполнении трех условий: если России удастся увеличить спрос на продукцию из лесоматериалов, создать внутреннюю конкуренцию и повысить финансовую ответственность бизнеса за арендуемые территории.

– Сегодня все удивляются Финляндии. Но финское лесное хозяйство расцвело тогда, когда была востребована финская лесная промышленность. Тридцать лет назад там не было промышленности. Финны были в такой ситуации, как сегодня Россия. Они создали программу лесной промышленности, стали ее развивать и получили огромные деньги от мировых банков. Спрос стал определять, сколько надо рубить. А дальше возникла уже потребность в лесном хозяйстве, а именно – в выращивании древесины и ее сохранении. Вот такой должен быть порядок, если мы хотим эту проблему решить.

По самым оптимистичным расчетам, результаты интенсификации российское лесное хозяйство сможет почувствовать только через пять лет. Но это только в том случае, если механизмы реформы заработают уже завтра.

Анастасия ПОЛЕВАЯ

Эту же мысль подтверждают и ученые, считая, что процветать лесное хозяйство будет лишь тогда, когда станет сильной лесная промышленность. А значит, проводить реформу государство и бизнес должны в диалоге, поэтапно, опираясь на господдержку, инвестиции и, конечно, обязательства и капитал самих промышленников.

26 марта в Москве состоялся семинар, завершающий проект по интенсивному и устойчивому лесопользованию в России. По причинам экономического характера, рассчитанный на три года проект был свернут на полгода раньше времени. Однако его координатор, руководитель НП «Прозрачный мир» (http://www.transparentworld.ru) Михаил Карпачевский надеется, что работа в этом направлении будет продолжена и дальше, как он выразился, «разными способами».

В рамках проекта (http://ourforest.ru/), рассказал Карпачевский, были подготовлены карты лесных экосистем на основе космоснимков, которые охватывают север европейской части страны и юг Дальнего Востока. Предполагалось, что картографический анализ поможет выявить лесные территории, являющиеся наиболее перспективными для интенсивного ведения лесного хозяйства. С другой стороны, в рамках исследования планировалось выявить наиболее яркие примеры того, как следует вести лесное хозяйство.

«Когда проект начинался, мы были более оптимистичны. Мы думали, что стоит щелкнуть пальцем, и мы найдем хорошие примеры того, как нужно заниматься лесным хозяйством. Мы щелкнули один раз, второй раз, третий раз и выяснили, что хорошо бы вообще напомнить людям о том, как в нашей стране занимались лесным хозяйством», – признался Карпачевский.

А знакомство с зарубежным опытом и вовсе натолкнуло координатора проекта на мысль о том, что Россия находится в хвосте мировых событий. Невзирая на постигшие исследователей разочарования, Михаил Карпачевский считает, что «весна еще не наступила, но лед все же тронулся». Он пообещал, что в ближайшее время в открытом доступе появятся новые лесные карты, будет доработан инструментарий, позволяющий приблизительно оценивать перспективы интенсификации лесного хозяйства и рассчитывать запасы углерода.

«Мы будем продолжать совместными усилиями снимать те барьеры на пути развития интенсивного лесного хозяйства, которые объективно существуют в нашей стране», – обещает руководитель «Прозрачного мира».

На семинаре много говорили о состояния объектов отечественного лесоводства, многие из которых, судя по последним наблюдениям, фактически находятся на грани уничтожения. Одни сгорели, другие держатся на энтузиазме ученых, третьи заброшены и позабыты. Между тем, утверждают ученые, просто глупо не воспользоваться результатами труда нескольких поколений российских лесоводов. Ведь для того, чтобы просто повторить эксперимент, уйдет минимум 50 лет. Утрата этих объектов – невосполнима, – считают экологи. Руководитель Лесной программы WWF России Елена Куликова предложила составить справку о нынешнем состоянии этих объектов и направить ее в Рослесхоз и Минприроды для принятия решений о дальнейшей судьбе опытных плантаций.

Пожалуй, самые острые споры вызвало сообщение эксперта Международного социально-экологического союза (МСоЭС) Алексея Григорьева, который углубился в изучение зарубежного опыта управления лесами. Особенно впечатлил Григорьева белорусский вариант лесоуправления, в частности то, как в этой постсоветской республике справляются с лесными пожарами. Эксперт МСоЭС представил сравнительный анализ ситуации с пожарами в США, России и Белоруссии.

Так, утверждает он, в национальных лесах США на одного сотрудника приходится 2,3-3 тысячи гектаров лесов, уровень финансирования – 2 тысячи рублей на 1 гектар, а лесные пожары проходят 1,4-2% площади лесов. В Республике Беларусь на одного труженика лесного хозяйства приходится 230-570 гектаров, уровень финансирования составляет 500-700 рублей на гектар, а площадь лесных пожаров – менее 0,05% от общей площади лесов. В России, по версии Григорьева, нагрузка на лесничего сравнима с американской (1,1-2,9 тысячи гектаров на человека), финансирование составляет 110-530 рублей на гектар, а огонь ежегодно охватывает 2,1-5,8% лесных площадей.

«Для меня это четкий показатель, что лесное хозяйство должно быть, если мы не хотим, чтобы были дымо-газовые камеры», – сообщил свое мнение эксперт.

Он предложил применить зарубежный опыт к густонаселенным территориям России. И вновь вспомнил о так поразившей его воображение Белоруссии. Григорьев рассказал, что после ветровалов 2010 года в Республике Беларусь было повреждено 1,7 миллиона кубов древесины. Мгновенно были остановлены рубки главного пользования, мобилизовано 5 тысяч человек, и к 1 ноября 2010 года, продолжил эксперт МСоЭС, удалось разобрать 1,6 миллиона кубов древесины, не успевшей потерять свои деловые качества.

«Что у нас? Я с удивлением прочитал, что до сих пор гари 2010 года не разобраны и торжественно заявлено, что их разборка завершится в 2015 году», – сравнил Григорьев, акцентировав внимание на том, что все это происходит в 100 километрах от Кремля – в Московской области.

По его мнению, Московская область подходит к очередному пожароопасному сезону, имея на своей территории «мину замедленного действия» в виде скопления горючего материала, способного вспыхнуть в любой момент. Мало того, отметил Алексей Григорьев, в подмосковные леса просто страшно заходить из-за сухих буреломов.

Одним из выходов, считает эксперт, могло бы стать более либеральное законодательство по отношению к гражданам, нуждающимся в дровах. «Московская область завалена миллионами кубов сухостоя, и до сих пор нужны эти дурацкие справки о том, что вы проживаете в сельской местности. Существует чудная норма – 10 кубов и не более», – возмущался оратор.

Он привел опыт США, когда в подобной ситуации обилия сухостоя власти разрешают гражданам свободно заготавливать лес. Законопослушному американцу достаточно скачать с Интернета разрешение на заготовку леса, поставить на бланке свою подпись и закрепить этот документ на стекло машины. После этих нехитрых манипуляций можно спокойно отправляться в американский лес по дровишки.

Не впечатлен Алексей Григорьев и результатами действия заградительных пошлин на вывоз круглого леса. По его оценкам, цена этого решения составила 8-9 миллионов долларов экспортной выручки, которые потеряла российская экономика. Освободившуюся нишу, рассказал Григорьев, с успехом заняли канадцы и американцы, которые все активнее продвигают свою лесную продукцию на китайский рынок. Несмотря на разнообразие существующих в мире альтернативных подходов ведения лесного хозяйства, эксперту МСоЭС ближе Белоруссия. «Выбирая между тем, что было в 2010 году в Подмосковье и что было в Белоруссии, я бы выбрал белорусский вариант», – сказал он.
Выступление Алексея Григорьева вызвало немало критических замечаний. Первым не выдержал ученый из Санкт-Петербургского научно-исследовательского института лесного хозяйства Борис Романюк, который считает, что некорректно сравнивать несравнимое. Самая низкая пожарная активность наблюдается отнюдь не в Белоруссии, а в Финляндии и Швеции. Объяснение простое – отсутствие в лесу горючих материалов.

«При интенсивной модели ведения лесного хозяйства в лесу нечему гореть кроме подстилки. Поэтому пожары, если и возникают, не переходят в верховые. И вторая причина – система лесозаготовительных дорог, которые тоже являются неотъемлемой чертой этой модели», – считает Романюк.

По его словам, Белоруссия, где фактически сохранилась советская система, – весьма специфический пример управленческих решений, который вряд ли стоит тиражировать.

Его поддержал предприниматель Павел Безверхов: «Основная проблема советской системы в том, что она – иждивенческая». Он уверен, что все беды от того, что сегодня никто не считает деньги и не понимает, сколько необходимо потратить для достижения конкретного результата. Правда, как заставить считать деньги, особенно бюджетные, в рамках хотя бы одной отрасли, ни ученые, ни экологи, ни бизнесмены пока не придумали.

Антонина КРАМСКИХ

Не впечатлен Алексей Григорьев и результатами действия заградительных пошлин на вывоз круглого леса. По его оценкам, цена этого решения составила 8-9 миллионов долларов экспортной выручки, которые потеряла российская экономика. Освободившуюся нишу, рассказал Григорьев, с успехом заняли канадцы и американцы, которые все активнее продвигают свою лесную продукцию на китайский рынок.

«Леса формально относятся к возобновляемым природным ресурсам, но, как показывает практика, если не заботиться об их воспроизводстве, этот ресурс исчерпывается, – сказал Моисеев. – Недавно одна известная западная консалтинговая фирма заявила, что Россия теряет конкурентоспособность на рынке пиломатериалов, так как качество нашей древесины падает». Во времена правления Петра I корабельные дубравы охранялись строгими законами, вплоть до установления виселиц около особо ценных лесных массивов, – напомнил Николай Александрович. – Но затем государственная политика изменилась и привела к тому, что 2/3 лесов в средней полосе и на юге страны оказались в частной собственности. Это привело к сокращению лесистости, к масштабной эрозии почв и засухам. Революция и Гражданская война также не содействовали грамотному лесопользованию. В годы Великой Отечественной войны Архангельская область превратилась во всесоюзную лесопилку – валютный цех страны».

Ученый вспомнил, как в 1957 году Госплан СССР собирался установить цифру расчетной лесосеки в Архангельской области в 70 млн кубометров, и только опираясь на научные исследования, ученым Архангельска удалось снизить эту цифру до 22 млн кубометров.

«Этот показатель действует до сих пор, – отметил Моисеев. – Но леса вдоль транзитных транспортных путей, на которые опиралась наша промышленность, – исчерпаны. Поэтому в тяжелейшем положении находятся некоторые перерабатывающие предприятия Архангельской области и Карелии. Раньше брали мачтовый лес с отпускным диаметром не меньше 45 см, а сейчас – 22 см. Разве может быть с таким «истощительным» подходом рентабельна лесозаготовка и лесопиление?».

Николай Александрович раскритиковал принятый в 2006 году Лесной кодекс, заточенный под тотальную приватизацию лесных участков.

«Нам удалось убедить руководство страны отказаться от передачи леса в частные руки, но конструкция Кодекса не изменилась, – считает профессор. – Он отменил лесоустройство на государственном уровне».

По мнению Моисеева, чтобы привести лесное хозяйство России в порядок, необходима национальная лесная политика с жестким контролем за лесопользователями и заботой о лесоустройстве. Принципы такой политики давно известны: непрерывное лесопользование, доходность, продажа леса частникам только на торгах, краткосрочные контракты аренды, широкие полномочия лесничих. Источник

Ученый вспомнил, как в 1957 году Госплан СССР собирался установить цифру расчетной лесосеки в Архангельской области в 70 млн кубометров, и только опираясь на научные исследования, ученым Архангельска удалось снизить эту цифру до 22 млн кубометров.

«Этот показатель действует до сих пор, – отметил Моисеев. – Но леса вдоль транзитных транспортных путей, на которые опиралась наша промышленность, – исчерпаны. Поэтому в тяжелейшем положении находятся некоторые перерабатывающие предприятия Архангельской области и Карелии. Раньше брали мачтовый лес с отпускным диаметром не меньше 45 см, а сейчас – 22 см. Разве может быть с таким «истощительным» подходом рентабельна лесозаготовка и лесопиление?».

Вот в этой презентации показаны цифры потери рынка на ДВ. https://greenpressa.ru/forum/viewtopic.php?f=20&t=2833
Россия теряет рынки сбыта, причем не только на ДВ, уже и на ближнем Востоке. Одновременно истощаются запасы доступного леса.

Такое современное положение лесопромышленного комплекса иначе как кризисом назвать нельзя, считает профессор МГУ, доктор экономических наук, известный специалист в области лесного хозяйства, уроженец Верхнетоемского района Архангельской области Николай Моисеев:

Цитата:

«Леса формально относятся к возобновляемым природным ресурсам, но, как показывает практика, если не заботиться об их воспроизводстве, этот ресурс исчерпывается, – сказал Моисеев. – Недавно одна известная западная консалтинговая фирма заявила, что Россия теряет конкурентоспособность на рынке пиломатериалов, так как качество нашей древесины падает». Во времена правления Петра I корабельные дубравы охранялись строгими законами, вплоть до установления виселиц около особо ценных лесных массивов, – напомнил Николай Александрович. – Но затем государственная политика изменилась и привела к тому, что 2/3 лесов в средней полосе и на юге страны оказались в частной собственности. Это привело к сокращению лесистости, к масштабной эрозии почв и засухам. Революция и Гражданская война также не содействовали грамотному лесопользованию. В годы Великой Отечественной войны Архангельская область превратилась во всесоюзную лесопилку – валютный цех страны».

Ученый вспомнил, как в 1957 году Госплан СССР собирался установить цифру расчетной лесосеки в Архангельской области в 70 млн кубометров, и только опираясь на научные исследования, ученым Архангельска удалось снизить эту цифру до 22 млн кубометров.

«Этот показатель действует до сих пор, – отметил Моисеев. – Но леса вдоль транзитных транспортных путей, на которые опиралась наша промышленность, – исчерпаны. Поэтому в тяжелейшем положении находятся некоторые перерабатывающие предприятия Архангельской области и Карелии. Раньше брали мачтовый лес с отпускным диаметром не меньше 45 см, а сейчас – 22 см. Разве может быть с таким «истощительным» подходом рентабельна лесозаготовка и лесопиление?».

Николай Александрович раскритиковал принятый в 2006 году Лесной кодекс, заточенный под тотальную приватизацию лесных участков.

«Нам удалось убедить руководство страны отказаться от передачи леса в частные руки, но конструкция Кодекса не изменилась, – считает профессор. – Он отменил лесоустройство на государственном уровне».

По мнению Моисеева, чтобы привести лесное хозяйство России в порядок, необходима национальная лесная политика с жестким контролем за лесопользователями и заботой о лесоустройстве. Принципы такой политики давно известны: непрерывное лесопользование, доходность, продажа леса частникам только на торгах, краткосрочные контракты аренды, широкие полномочия лесничих. Источник

В натуре может быть болото с запасом в 100 куб, из которых половина березы. Очень много такого периодически всплывает. Во вторых, методика по которой эта самая расчетная лесосека рассчитана не верна. Не прирастает у нас на Северо-Западе с такой скоростью. Вырубается больше чем

Лесные богатства Поморья Владимир Коцюба осматривал с борта самолёта. и пришёл к выводу:

— Ни в одном субъекте России я не видел столь большие площади выборочных рубок, как в Архангельской области, — прокомментировал представитель Рослесхоз. — С одной стороны, это несомненный плюс для Поморья, потому как выборочные рубки здесь проведены на очень качественном уровне. Но надо понимать, что при таком количестве происходит ситуация, когда не хватает экономически доступного леса.

По словам министра природных ресурсов и ЛПК региона Сергея Шевелева, чтобы иметь актуальную информацию об экономически доступных площадях, необходимо продолжить работу по лесоустройству. На сегодня же зачастую приходится использовать материалы лесоустроительных работ 20-летней давности.

Сдвинуть решение этого вопроса с мёртвой точки удалось в 2012 году. На проведение лесоустройства на территории Вилегодского лесничества из федерального и областного бюджетов тогда выделили 16,5 млн рублей. Более 20 млн рублей добавили арендаторы лесных участков.

— Это хороший пример партнёрства бизнеса и государства по совместному проведению лесоустроительных работ. Схема наработана, даёт положительный эффект, подобное сотрудничество необходимо развивать. Вместе с тем отмечу, что для наведения нормального лесоустроительного порядка в регионе необходимо привлечение из федерального бюджета более 120 миллионов рублей ежегодно, — констатировал Сергей Шевелев.

Цитата:

Лесные богатства Поморья Владимир Коцюба осматривал с борта самолёта. и пришёл к выводу:

— Ни в одном субъекте России я не видел столь большие площади выборочных рубок, как в Архангельской области, — прокомментировал представитель Рослесхоз. — С одной стороны, это несомненный плюс для Поморья, потому как выборочные рубки здесь проведены на очень качественном уровне. Но надо понимать, что при таком количестве происходит ситуация, когда не хватает экономически доступного леса.

бывший первый заместитель министра лесного хозяйства России Юрий Ягодников убежден, что за последние несколько десятилетий накоплен огромный практический опыт, позволяющий перейти на интенсивное лесопользование.

– Юрий Александрович, идея интенсификации лесного сектора не нова. Сегодня она вновь попала в список модных трендов. В Советском Союзе существовало немало опытных хозяйств, где был накоплен богатый практический опыт. Насколько он может быть востребован сегодня?

– Очень хорошо, что тема интенсификации вновь на повестке дня. В ситуации, когда растут тарифы на транспорт, на энергоносители, увеличиваются расходы на топливо, у нас нет другого выхода, как возвращаться к идее интенсивного ведения лесного хозяйства. Образно говоря, если мы не будем иметь огород за околицей, то у нас постоянно будут возникать проблемы с развитием лесного дела. Как ни парадоксально это звучит, но нам нужно создавать лесные огороды.

Много лет назад бывший директор Москворецкого леспаркхоза Владимир Яковлевич Курамшин, который сейчас возглавляет Российский музей леса, написал статью в газете «Лесная промышленность» на эту тему. Он тогда доказал, что в Москворецком леспаркхозе, который фактически был расположен в зеленой зоне Москвы, можно успешно вести заготовку древесины без ущерба для экологии. В леспаркхозе тогда вышли на уровень лесопользования – примерно 2 кубометра древесины с гектара в год.

Другой пример. В свое время мы проводили мероприятия в Удмуртии, и бывший министр лесного хозяйства УАССР Борис Филимонов пригласил меня посетить пригородный лесхоз. Я поначалу сопротивлялся, искренне не понимая, что такого удивительного я могу увидеть. Но меня заинтриговали, мол, поедем – не пожалеешь. Приехали, познакомились с директором. Первое, о чем я спросил у него, надо ли корчевать деревья перед посадкой или нет. Эта тема тогда активно обсуждалась. Он по-мужицки прямо ответил: «Если некуда девать деньги и если есть, чем корчевать, то, конечно, можно корчевать». Естественно, я заинтересовался, как построена работа лесхоза, расположенного в пригороде Ижевска. Оказалось, в пригородном лесхозе еще в то время ухитрялись получать с каждого гектара около 3,5 куба древесины. При этом у лесхоза было всего 70 гектаров леса. Я очень удивился, пригласил инженера по учету лесного фонда и попросил показать мне документы. Мне принесли учетные материалы за 1949, 1959, 1969 и 1979 годы. Получалось, что лесная площадь за последние сорок лет не менялась, но и запасы древесины оставались на одном уровне.

Сегодня об этом не принято говорить, но еще Центральный Комитет компартии обобщил опыт украинских коллег по интенсивному ведению лесного хозяйства в Ивано-Франковской области. Лесное хозяйство Украины имело много интересных примеров, когда с гектара снимали от 3 до 4 кубометров в год. В 70-х годах прошлого века в Новосибирской области успешно работал Карасукский лесхоз, где была отработана вся система ведения лесного хозяйства, включая переработку древесных отходов, сбор грибов, ягод, заготовку древесины.

В 1973 году министерство лесного хозяйства РСФСР возглавил Алексей Ильич Зверев, который приехал из Новосибирской области и знал о передовом опыте Карасукского лесхоза. Он прекрасно понимал, что леса Московской области требуют пристального внимания, и подходить к ним нужно, прежде всего, с позиции создания комфортной природной среды для населения. Он организовал в Серпухове объединение «Русский лес», где отрабатывались методики, позволяющие переформировать зеленые насаждения. Задача заключалась в том, чтобы вернуть в Подмосковье еловые леса. Именно в этом объединении были впервые отработаны несплошные рубки, направленные на улучшение лесного фонда. Они доказали на практике, что, создавая лесные насаждения, в Подмосковье можно ежегодно брать 4 куба с гектара. В Загорском лесхозе мы показывали финнам искусственно созданные насаждения 25-летнего возраста. Они не поверили, стали проверять – все сошлось. Но там запасы были более 200 кубов на гектар.

– Другими словами, опыт накоплен достаточный. Почему же сегодня все ломают голову, как спасти леса Московской области от экологической катастрофы?

– Я думаю, это свидетельствует о качестве управленческих решений. Леса в таком густонаселенном регионе, как Московская область, должны производить кислород, а не потреблять его. Ученые давно предупреждали, что если в Подмосковье не рубить ежегодно 6 миллионов кубометров леса, то перспектива окажется, мягко говоря, не радужной.

Для того, чтобы подтвердить необходимость проведения рубок в Подмосковье для реконструкции лесных насаждений, мы в середине 1990-х годов в Тобольский район пригласили финского подрядчика, который должен был убрать березу, а ель оставить. Финны приехали, привезли свою технику и стали работать. Вдруг к нам нагрянул заместитель главы Подольского района с претензиями, дескать, что тут финны делают, кто разрешил? Мы объясняем ему, что 200 лет назад вокруг Москвы росли еловые леса, а сейчас сплошная осина с березой и мы хотим вернуть прежние ельники. Он огрызается, мол, что вы мне лапшу на уши вешаете. Мы повезли его в лес, показали делянки, его настроение тут же изменилось. Он даже подписал обращение к бывшему президенту России Борису Ельцину с просьбой поддержать нашу инициативу. В результате появилось объединение «Восток», перед которым была поставлена цель по реконструкции насаждений.

– И что в результате?

– Все шло прекрасно, пока железная дорога не подняла тарифы для древесины, которая шла на экспорт. В общем, завершение проекта произошло по чисто экономическим причинам. Но нам удалось переформировать леса. Я периодически проезжаю по этим местам. Финские коллеги попросили меня показать делянки, где работали финские подрядчики. Приехали, посмотрели, даже фильм сняли. А потом финские коллеги поинтересовались: «А почему нет второго приема рубок в этих ельниках?» Пришлось объяснить, что в подмосковных лесах рубки запрещены. Финны были в шоке. В общем, вся эта тема так и повисла в воздухе.

– Получается, по всей стране были опытные хозяйства, доказывающие правильность идеи интенсификации лесного хозяйства. Что мешает от экспериментов перейти к перестройке экономической модели?

– Причина в том, что сломалась государственная система. Никому ничего не нужно кроме личных дивидендов в иностранной валюте. Слишком сильно все озабочены тем, как напилить «зеленых».

– Но ведь и во времена СССР речь шла о точечных опытных хозяйствах, а не о глобальной перестройке отрасли?

– Опытные хозяйства развивались, накапливался опыт, было движение вперед. Это происходило по всей стране. И в Татарстане, и в Костромской области, и в Карелии, и на Дальнем Востоке появлялись хозяйства, где отрабатывались приемы интенсивного лесопользования.

В условиях южной Карелии можно снимать три кубометра с гектара, если организовать грамотное лесопользование. А что произошло за последние двадцать лет с приходом, как принято говорить, эффективных собственников? В Европейско-Уральском регионе мы получили огромные лесные массивы березняков, которые обречены, так как их просто некуда девать. Эффективные собственники за два последних десятилетия не построили ни одного целлюлозно-бумажного комбината, а действующие ЦБК едва вышли на объемы производства бумаги 1988 года. Мы даже не знаем, сколько нам нужно рубить древесины.

У нас принято думать, что все должна решать Москва. В последнее время в Рослесхозе наконец-то осознали необходимость разработки региональных правил лесопользования. Я убежден, что в первую очередь необходимо провести лесоустройство и дать на эти цели необходимые средства.

Причем лесоустройство нужно проводить не по всей территории страны, а там, где лесопромышленная отрасль будет динамично развиваться. Ведь все прекрасно понимают, что есть территории, которые в ближайшие двадцать лет лесопромышленники будут обходить стороной.

Мы должны провести инвентаризацию и таксацию лесов с учетом потенциального спроса и потребления в конкретном регионе. Нам нужно выстроить лесное хозяйство по целевому признаку.

Другими словами, нужно знать, где сажать огород, а где стоит повременить. Если работает Архангельский ЦБК, которому нужны конкретные объемы древесины, то нужно выращивать лес, который будет востребован. А как выращивать, это не проблема. По всей стране накоплен огромный опыт интенсивного лесопользования, причем с учетом климатических особенностей региона. Достаточно вспомнить, что в Карелии двадцать лет назад совместно с финнами было создано предприятие «Ладэнсо» специально для отработки принципов ведения хозяйства в Северо-Западном регионе. Даже уже финны говорят, мол, хватит совещаться, пора уже что-то делать, что-то менять. Но в России по-прежнему ведут умные речи, пишутся протоколы, отчеты, и на этом все завершается.

– Вы думаете, что все так непробиваемо? У вас есть хотя бы надежда, что от затянувшегося эксперимента удастся перейти к перестройке отрасли?

– Это будет зависеть от потребления. Если будет спрос на лесную продукцию, то да, возможно. Сегодня нет дефицита на лесную продукцию. Но я пытаюсь сказать о другом. Если ничего не предпринимать, то очень скоро и Москва, и Санкт-Петербург полностью перейдут на продукцию из Финляндии. Финны займут наш рынок. Лично у меня надежд на реальные изменения пока нет.

Интервью вела Антонина КРАМСКИХ