Более тридцати тысяч гектаров подмосковных лесов придется вырубить в ближайшее время, число погибающих елей продолжает расти. Под угрозой - и здоровый лес, и жилые дома: сухие деревья провоцируют пожары.

Элитный поселок в зоне Новорижского шоссе. Дома соседствуют с хвойным лесом: говорят, здесь даже дышится по-особенному, как в санатории. Земля в этом районе престижная и дорогая, но очень скоро картина может кардинально поменяться. Главная гордость поселков — роскошный лес — чернеет и сохнет. Стволы — все в пятнах, проедена кора. Такому дереву жить остались считанные месяцы. Виноват вредитель — короед-типограф. В последние несколько лет типичный обитатель Подмосковья превратился в серийного убийцу хвойных лесов, предпочтительно - елей.

Подмосковный поселок в Кратово, юго-восток Москвы. Здесь расположено два санатория — детский противотуберкулезный, взрослый — для сотрудников ФСБ. Еще несколько лет назад территорию учреждений покрывал плотный слой хвойного леса, потом деревья начали желтеть, хвоя — осыпаться, а на коре появились заметные проплешины. Чтобы остановить нашествие короеда, больные деревья нужно оперативно удалить и вывезти, но процесс согласования рубок растянулся на многие месяцы. В итоге, 30 больных деревьев превратились в 400, короед разошелся по всему поселку и "выкосил" ели и сосны на участках местных дачников.

Болота вместо лесов

Дома на Истре, особняки на Рублевке — жук-короед не делает выбора между богатыми и бедными и это — одна из главных сложностей в борьбе с ним. «Прошлым летом я стала замечать, что лес вокруг сохнет, в августе я ахнула — лысые стволы, рыжая хвоя, — рассказывает Ирина Тарасова, хозяйка дома в Истринском районе, по Новорижскому шоссе. — Лес гибнет, но никто даже не пытается остановить этот процесс — во всяком случае, никаких санитарных рубок я не замечала».

Дома в поселке разные — здесь есть и огромные загородные резиденции, и простые дачные домики без воды и отопления, пригодные только для лета. Дерево, пораженное короедом, становится сухим и хрупким, сильный ветер может повалить его на дом или линии электропередач, кроме того, оно отлично горит: чтобы вспыхнуть, ему может хватить одной искры. Но на этом его опасность не заканчивается, мертвое дерево — рассадник короеда, который постепенно может «переехать» в здоровые деревья. Чтобы остановить эпидемию каждое дерево нужно вырубить и вывезти. Цена за работу колеблется в районе трех тысяч рублей за одну ель. Далеко не все жители готовы платить такие деньги.

«Договориться о чем-нибудь очень сложно, — комментирует Ирина Тарасова. — Спилить одно дерево человек еще может себе позволить, спилить десять — дорого. У нас нет никаких товариществ, нет никаких договоров, все живут на правах собственников. В итоге, мертвые деревья так и стоят на соседних участках».

Ирина показывает соседствующий с поселком лес, который она метко называет «кощеевым» — мертвые обломанные ветки, висящая на стволах кора выглядят мрачно, пугающе. «Я очень боюсь за наш район. Мы так долго выбирали участок, ведь лес — это наше дыхание. Кому захочется жить среди этих рыжих елей? — размышляет Ирина Тарасова. — Он вымрет, на его месте появятся болота, изменится состав почв, пейзаж вокруг. Из престижного района Истра превратится в зону экологического бедствия».

Стройка без обязательств

Ирина — эколог по образованию — в нашествии короеда видит последствия экспансии человека в леса. Указывает на окрестности Новорижского шоссе — лесной массив здесь активно вырубают подт девелоперские поселки, строительство не прекращается ни на год, хотя многие из домов еще даже не распроданы. Алчное, неугомонное строительство ослабляет иммунитет деревьев настолько, что не будь так активен жук-короед — нашлись бы и другие угрозы.

«Строится поселок — нужна дорога, в ельнике делают просеку, — комментирует Александр Либерман, начальник отдела лесопатологического обследования государственного учреждения „Мособллес“. — У елки меняется тепловой и световой режим, появляются ожоги коры. Иммунитет и устойчивость деревьев падают, но человек, который „нарушил их покой“ рассчитывает, что все будет по-прежнему. Не будет. Вмешались — нужно ухаживать, мы ведь в ответе за тех, кого приручили. При этом, с 2007 года, когда ликвидировали все лесхозы, никакого ухода, по сути не проводилось».

Ослабшие деревья потеряли способность защищаться — к этому прибавилась жара и засуха 2010 года, лесные пожары и ледяной дождь, в итоге, вполне безобидный санитар леса превратился в главного врага деревьев.

«В природе нет ничего лишнего, короед нужен, чтобы очищать лес от ослабленных и погибающих растений — он ускоряет их утилизацию, — поясняют в областном Комитете лесного хозяйства. — Но ослабших деревьев стало больше, выросла кормовая база, и жук стал активно давать потомство, иногда и дважды за сезон».

Подмосковный лес, по меркам биологов, глубокий старик, санитарных рубок и работ с молодняком в нем давно не проводили, поэтому сейчас процесс обновления двинулся по сценарию, не благоприятному для человека: сухой лес может вспыхнуть, пожары могут вернуться, еще здоровые деревья — заболеть и погибнуть.

В Российском отделении «Гринпис» говорят: ущерб от «эпидемии» короеда вполне сопоставим с последствиями лесных пожаров. Наиболее радикальные экологи говорят, что даже превышает. Больше всего постарал запад и северо-запад Москвы.

«Могли бы строить детские площадки — вместо этого рубим лес»

Для многих дачников и одно дерево — большая проблема. В дачном поселке Кратово стоит старый, почти столетний дом. Его хозяин отсюда уходил на войну, но сейчас твёрдо решил продать участок и переехать в город: строение ветхое, деревья погибли, и никакой радости жилище не приносит. Соседи просят убрать аварийные ели — идеальный рассадник для короеда-типографа. Но у пенсионера просто нет денег на такую работу.

У главы Кратово Виктора Неволина подобных обращений — сотни. Масса участков — заброшены, иногда хозяева просто не хотят убирать засохшие деревья, нет желания, нет средств.

«Мы заключаем договоры подряда, оплачиваем работу по вырубке специальным фирмам — нужно ведь и обрабатывать муниципальные территории, и помогать тем, у кого на свой участок просто нет денег, — рассказывает Виктор Неволин. — Федеральный центр ничего не оплачивает, поэтому тратим собственный бюджет. То есть могли бы строить детские площадки — а вместо этого рубим лес».

Но и такая работа проводится далеко не во всех районах — глава сам решает, на что потратить деньги. В Истринском — одном из наиболее пострадавших — никаких работ по борьбе с короедом не ведут.

«Повесьте объявление, что такого-то числа в поселке будет проводиться санитарная рубка, будьте дома, откройте ворота — хозяевам ни о чем не пришлось бы беспокоиться, — говорит Ирина Тарасова. — Я не понимаю, почему нашим лесом никто не занимается, ведь известны и способы, и специальные средства. Короед зимует в почве — со сходом снега можно успеть „поймать“ и обезвредить жука с помощью препаратов, спилить зараженные ели, подпитать ослабленные».

Ирина беспокоится за свои деревья — у нее на участке пока все целы, у соседей — уже поражены. Направляла обращения и в Министерство природных ресурсов и экологии, и в Комитет по защите лесов — пытается узнать, кто ответственный за состояние ельников в Истринских Снегирях.

«С жуком мы не боремся»

В Комитет такие письма приходят регулярно. «Как добиться регулярного сплошного осмотра нашей территории специалистам по лесу, оперативной выдачи рекомендаций по сохранению и выбраковке зараженных деревьев?» — зачитывает обращение дачников Александр Либерман. «Ребята, мне хочется напомнить — это ваша территория, вы — собственники своих участков. Вы же не просите государство делать в квартире ремонт, или грядки полоть у вас на даче. Какое же бюджетное учреждение будет тратить деньги на территории, не входящие в их сферу обслуживания?».

В итоге, единой службы, отвечающей за все леса, просто не существует. Дачник контролирует свою землю, леса могут принадлежать Минэкологии, муниципалитетам и городским поселениям, военному ведомству. Но большая часть — около двух третей подмосковных лесов — сейчас под контролем Комитета по защите леса. Там, говорят, начинают большую работу. Но сама организация создана только этой осенью, когда короед уже свирепствовал. Честно признаются: избавить от нашествия в короткие сроки уже не получится. Поздно стартовали.

«Для того, чтобы понять, что-то пошло не так, должен прийти лесопатолог, — поясняет Александр Либерман. — Он дает рекомендацию: в течение месяца эти полгектара нужно вырубить и вывезти, но с этого момента, проходит один год, второй, третий. Потому что по 94му федеральному закону мы должны: организовать тендер на проведение обследования, доказать необходимость вырубок, потом объявить открытый конкурс и выбрать подрядчика. Пока все это происходит, короед распространяется дальше. По факту, с этим жуком мы не боремся — с момента введения нового лесного кодекса».

До осени прошлого года в лесничествах лесопатологов практически не было, на месте работал лесничий и инспектор: но большую часть времени у них отнимала не работа «на местах», а составление планов и отчетов (Раньше в каждом лесничестве трудилось до 40 специалистов, но траты на такой штат в российском правительстве посчитали излишними).

Сейчас в области появился отдел лесопатологов — специалисты готовятся к масштабному исследованию состояния лесов. Вооружившись планшетными компьютерами, они выйдут на оценку и осмотр деревьев — так, чтобы занести в базу данных информацию о каждой ели, сосне, березе. «У нас в подчинении два миллиона гектаров, в одночасье поставить диагноз такому массиву просто невозможно, — считает заместитель директора «Мособллес» Андрей Котов. — Охватим 10 процентов территории — уже хорошо. Дальше должна заработать система прогноза, чтобы научиться предсказывать течение тех или иных проблем».

«От большой любви к лесу»

К весне в Комитете определили единого заказчика, который будет проводить конкурсы и выбирать организации, готовые проводить санитарную рубку. Работа по спасению елей Гослесфонда стартовала. Хоть и с большим опозданием. Долго согласовывали, долго доносили проблему. Теперь придется работать в пожарном режиме. Санитарные вырубки начались, но тут же возникли и трудности. Эксперты называют их «проблемой большой любви к лесу».

«Как ухаживать за лесом у нас все знают гораздо лучше, чем лесники. Одно из мероприятий по борьбе с короедом — выкладка ловчих деревьев. Как это делается? Нужно приехать в лес, спилить зеленые красивые ели, уложить их кучками. Короед, просыпаясь от спячки, начнет заселять эти ловушки — как только он там освоится, нужно вывезти их, например, на переработку — объясняет Александр Либерман. — И вот представьте, если возле поселка кто-то напилит елок — жалоб будет от прокурора до президента»

В соцсетях уже появляются возмущенные посты — «возле дома пилят лес, оправдываются короедом, давайте остановим беспредел». Жители разделились на два лагеря — один забрасывают лесное ведомство письмами с просьбой провести санитарную рубку, другие пытаются ее остановить.

О будущем подмосковных лесов эксперты говорят туманно: решения по спасению леса принимаются самые разные. Гринпис призывает делать новые посадки. «Гибель больших участков леса от вредителей обусловлена сплошными посадками одного вида деревьев — чтобы увеличить его устойчивость, необходимо сажать больше смешанных лесов» — комментирует ситуацию руководитель лесной программы Гринпис Алексей Ярошенко.

В Комитете по защите леса ставку делают на обстоятельное исследование проблем, одновременно проводя санитарные рубки в пораженных участках. Говорят, нынешний процесс — тяжелый, но во многом, естественный, идет обновление, старые деревья давно должны погибнуть, уступить дорогу молодым и здоровым.

Но рядовые владельцы загородных домов таким ответом вряд ли удовлетворятся. Лесной пожар — тоже процесс естественный, но он может загубить целые поселки. Формально помощи ждать неоткуда, а надеяться на тотальную сознательность (и платежеспособность!) соседей можно разве что в мечтах. Остается надежда на дотации из бюджета района — но далеко не каждый глава идет навстречу землевладельцам. Согласование рубок длится долгие месяцы.

«Представьте, что у человека гангрена, дорогая каждая минута, а в больнице проводят конкурс среди врачей, кто прооперирует его за меньшее вознаграждение. Абсурд? Но с лесом дела обстоят именно так» — говорят экологи. Для больных людей работает служба скорой помощи. Оперативное спасение леса в рамках закона — практически невозможно. Значит, ситуация будет только осложняться — и дым от лесных пожаров может вернуться в Москву.

Сейчас такое только теоретически возможно у арендатора, в не арендованных - нереально, при всем желании ВСЕХ участников процесса.

Такие дополнения уже давно предлагают внести в Лесной кодекс. Конечно, оперативные мероприятия нельзя проводить через конкурсы. Даже закупку запчастей на год-полтора вперёд трудно спрогнозировать. Одному Богу известно, что завтра сломается. Ну а с пожарами и вредителями леса предлагаемая плановость никак не подходит. Это лесоустройство можно спокойно планировать раз в десять лет. Ну а вредители, почему-то, не хотят подчиняться нашей периодичности и подстраиваться под наши регламенты проведения торгов и иных процедур.

Смысл встречи обозначил ведущий – заместитель главы Рослесхоза Николай Кротов: климат меняется, антропогенное воздействие на лесные экосистемы усиливается, значит, адаптация к новым условиям должна стать основной нашей задачей. Решение ее искали все участники конференции.

Николай Кротов сжато изложил, почему ведомство не удовлетворено сложившейся на сегодня ситуацией: санитарная обстановка в лесном фонде продолжает оставаться сложной, в 2012 году погибло около 365 тыс. га насаждений. Наибольшие потери понесли Иркутская область, Красноярский и Забайкальский края. Основной причиной усыхания (63%) являются лесные пожары, остальное – результат воздействия вредителей, болезней и погоды. При этом «в среднем по России разрабатывается только 30-35% погибших насаждений. Очень низкими темпами ликвидируются последствия пожаров в Мордовии, Красноярском и Хабаровском краях.

Причины этого лежат в основном в экономической плоскости, так как покрыть расходы на их разработку за счёт продажи древесины часто невозможно из-за низкого ее качества. Но многое зависит и от активности руководителей. Неплохо справляются с этой задачей в Воронежской, Тамбовской, Пензенской областях», – очертил ситуацию замглавы ведомства.

Очевидно, что большое количество мертвой древесины – отменная база для размножения вредителей и возникновения пожаров. Но ситуацию не переломить, если не изменить законодательство. Федеральное агентство, сообщил Н.Кротов, на законодательство старается активно влиять, для чего создана специальная рабочая группа, и уже внесено немало поправок в Лесной кодекс, которые делают его статьи согласными со здравым смыслом и традициями отечественного лесоводства. Такая работа будет продолжаться.

Например, с 1 января следующего года вступит в силу ФЗ-44, он потеснит навязший в зубах ФЗ-94, который мешает оперативно работать в лесу. Сегодня лесным службам, спутанным 94-м законом по рукам и ногам, нипочем не угнаться за вредителями, прежде всего – типографом. За короедом бумажки не успевают. По той же причине торжествует победу пилильщик-ткач. Только во Владимирской области в 2012 году он убил 600 га сосняков. Уничтожить очаг вовремя не было возможности.

В Тверской области проблемы с шелкопрядом-монашенкой. «Тут фактор времени, но аукцион губит все, – сказал министр лесного хозяйства региона Алексей Чернышев. – Вредители – это биологический лесной пожар, и тушить его надо в экстренном порядке».

Ясно, что масштаб работы требует квалифицированных кадров, но тут ситуация не безоблачна. Все инновационные технологии, которые сейчас внедряются, окажутся бесполезны, если люди на местах неважно знают свое дело. Чтобы картина стала предельно ясной, создали реестр специалистов-лесопатологов, в который вошли 1458 сотрудников органов управления лесным хозяйством и 645 сотрудников ФБУ «Рослесозащита». Затем провели тестирование 1217 специалистов из регионов и 525 специалистов Рослесозащиты. Результат обескуражил: около 45% всех специалистов не обладают необходимыми знаниями и нуждаются в переподготовке.

Один из главных вопросов – организация системы комплексного мониторинга. Без этого устойчивого управления лесами не достичь.

«Очевидно, что пришло время систематизировать наши знания о лесе и о том, что в нем происходит. Информационная система АИС «Лесопатолог – Аналитик», которая сегодня внедряется в Рослесозащите, выстроена именно на таком системном подходе», – рассказал аудитории директор ФБУ «Рослесозащита» Леонид Иогман.

По словам Л.Иогмана, таким способом можно проследить судьбу каждого лесного участка: как он развивается, как используется, что будет с ним дальше.

Николай Кротов счел нужным усилить смысл сказанного: контроль – не самоцель. За каждым его пунктом – управленческий, экономический и экологический эффект: «Мы заходим в лес все чаще, а полной информацией не обладаем. Парадокс!»

Так же принципиально важно, считает Николай Степанович, работать с населением, чтобы доносить до людей смысл своей работы. Это поможет изменить часто негативное восприятие деятельности лесничих: «К обществу надо обращаться! Ко всем людям, а не только к самым активным. Объяснять, почему делаем именно так, а не иначе. Конечно, наиболее перспективная аудитория – дети и молодежь. Хочу, чтобы меня услышали все руководители филиалов Рослесозащиты».

Кого точно услышали, так это Веру Филиппович. Ее доклад об организации лесопатологического мониторинга в Белоруссии произвел вполне ожидаемое впечатление.

«Наша система лесопатологического мониторинга отличается, – начала главный специалист Министерства лесного хозяйства Республики Беларусь. – Его роль в последние годы сильно возросла. Эта информация позволяет оперативно принимать верные управленческие решения».

Едва увидят наши белорусские друзья, например, ветровал или бурелом, как тут же и решат, что с этим делать. Исходят из того, что до конца декабря все должно быть выполнено. В новый год с хламом не переезжают.

У белорусов проблема – усыхание ельников. Каждый месяц, сообщила Вера Николаевна, лесная служба получает данные по повреждениям. На основе этой информации назначаются либо сплошные, либо выборочные санитарные рубки. Например, в 2012 году 2 тысячи га подверглись сплошной вырубке, 8 тысяч – выборочной. Занимаются этим сами лесохозяйственные организации, никаких торгов, конкурсов, тендеров проводить не нужно – достаточно данных ЛПМ.

Вредителей, как выяснилось, в Белоруссии не больно-то и боятся. За последние 15 лет случаев гибели леса от них не наблюдалось. Ветровал – вот проблема! А всяким жукам с шелкопрядом отпор организован хорошо. Просто чистить надо вовремя. Хотя иногда такое усердие приобретает комический оттенок: это когда надо отыскать ловчее дерево, а взять его негде!На этом пассаже по залу прокатился вздох.